ЗАГРАНИЧНОЕ ГОСТЕПРИИМСТВО

ЗАГРАНИЧНОЕ ГОСТЕПРИИМСТВО
(библиотека)

Добавлено: 20 апреля 2004 г

Источник: "Блюда-скороспелки", Лариса Исарова, Независимое издательство Пик, Москва 1990

Сейчас, вспоминая мои дни в больнице, я поражаюсь типичности ситуаций и характеров, с которыми там встретилась.

Наверное, в разных возрастах разным людям хочется хоть в чем-то быть значимыми, запоминающимися. И если жизнь не дала реализовать скрытые в них способности, происходят психологические сломы.

Я заметила, что женщины, умеющие и любящие готовить, чаще бывают добрыми, но если они остались в жизни одиноки — эти их качества вспыхивают особенно самолюбиво. Похвала им важна, как витамины. Их гостеприимство всегда чуточку болезненно. Они хотят утвердить себя хозяйственными женщинами хоть в глазах случайных знакомых...

Это явление сугубо наше, сегодняшнего дня, потому что за границей легко купить продукты, заказать их обработку и на неожиданных гостей никому не приходится остро реагировать, судорожно вспоминая, что есть в пустоватом и задумчивом холодильнике.

Правда, там в гости зовут редко, предпочитают встречи в кафе, а если приходится принимать — никаких угрызений совести, что гость уйдет голодный, не испытывают.

Однажды по дороге в Польшу я познакомилась с дамой, владелицей магазина автомобильных запчастей. Мы ехали в одном купе. Она была подвыпившая, разгоряченная, поскольку ехала со свадьбы. В ее сумках было много продуктов, недоеденных гостями в ресторане.
Она говорила, что не могла пережить, чтобы они достались официантам, раз уплачено. И вот она пригласила меня к себе домой, сказав с усмешкой: «Посмотрите, как живут нувориши...»

Ее чувство юмора меня приятно изумило. Еще она сообщила, что муж у нее работает приказчиком, получает зарплату и вносит из нее свою долю в семью, а дочь — без определенных занятий, но богата. В восемнадцать лет выскочила за англичанина, через три года он развелся и платит ей в фунтах стерлингов небольшую пенсию. Для Польши, однако, целое состояние. Теперь у нее есть жених, будущий прокурор. И мать добавила, посмеиваясь:
— Очень полезное родство, вдруг понадобится...
Я позвонила ей через несколько дней. Она, жизнерадостно щебеча, заехала за мной и отвезла на свою виллу, выстроенную почему-то на улице, где участки давались только судьям и прокурорам.

Низ кирпичного особняка она сдавала, а на втором этаже жила с мужем и дочерью.
Она с гордостью показала мне серебро и хрусталь, попутно сообщив, что собирает только старинный, с пробами известных фирм и подлинные старинные картины, утверждала, что у нее есть даже Мурильо, а затем спросила, не выпью ли я чаю.
Приехала я с коробкой конфет и огромным синим заварным чайником новгородского производства. Нельзя же было выглядеть бедной родственницей в таком доме!
Поэтому вопрос хозяйки мне показался странным. Но действительность повергла меня в полное изумление.

На прекрасном серебряном подносе она принесла две чашки жидкого чаю и продолжала щебетать, поставив посуду на крахмальные скатерти фламандского полотна. Я стеснялась попросить сахару, но вскоре она обратила на это внимание и принесла пузатую сахарницу в монограммах, сообщив, что купила по дешевке в Москве.
— Может быть, вы хотите и есть? — задумалась вдруг хозяйка.
Я не стала отказываться, любопытствуя, чем кончится эта «встреча». Она ушла в кухню и принесла мне на псевдоведжвут-ском фарфоре ломтик белого хлеба с маслом, посыпанный сухой травкой типа майорана.
— А вы? — спросила я.
— Я на ночь не ем...
Наша беседа стала затухать, когда приехала еще одна гостья, подруга ее детства, ныне живущая в ФРГ.

Маленькая хорошенькая женщина в прекрасном кожаном платье и в маленькой шапочке на макушке выглядела без возраста, ухоженно и жизнерадостно. Она сразу сообщила, что только приехала из Ленинграда, где купила для своей фирмы тысячу самоваров, что подумывает о скаковых лошадях, и тут же бесцеремонно велела:
— Дай мне поесть. Только без фокусов, я с утра ничего не брала в рот, кроме кофе.
— Поэтому ты и сохранила прелестную фигуру... — начала почтительно хозяйка, казавшаяся вдвое крупнее и старше своей подруги.
Она прошла на кухню, а мы разговорились с дамой из ФРГ, потому что она прекрасно знала русский язык. В ходе светской беседы я услыхала, что она будет продавать свое платье, так как носила его уже один сезон. Решив показать свои финансовые возможности, я сказала, что с удовольствием купила бы его для дочери. Я только что получила в Варшаве гонорар за вышедшую у них книгу.
Дама снисходительно усмехнулась идеально сделанными зубками и пояснила, что советские женщины никогда ее платье не купят, ибо оно стоит не меньше, чем автомашина...
Тут вернулась наша хозяйка, неся на тарелке два бутерброда с маслом и крошечными кусочками сыра.
Гостья хмыкнула:
— Я не привыкла без овощей...
И ей было добавлено два кусочка свежего огурца и листик салата...
Все это непринужденно и естественно. Никто не смущался, школьные подруги общались привычно и просто, а я вспоминала наши гостевания и думала, что мне всегда было легче среди людей, подававших последнее на стол, потому что иначе бы они себя не уважали...

Так же скудно принимали и во Франции, и в Швеции, и лишь однажды я услышала этому объяснение от нашего гида, старой русской эмигрантки.
— У вас нечего купить, потому никто ничего не жалеет, а вот у нас во Франции все знают — сбережешь франк к франку и все сможешь иметь, что нужно и хочется...

Может быть, не берусь спорить, но я никогда ничего не могла бы принимать в подарок без отдаривания, а эта дама постоянно выпрашивала русские сувениры в виде икры и водки. Наверное, считала положенными ей чаевыми, но мне это казалось унизительным.

И я не забуду Марию из Лондона, тоже гида, которая опекала нас, писательскую группу, как цыплят, наделила теплой одеждои, когда в Лондоне в мае оказалось пять градусов мороза, из своих дачных запасов, а на прощание принесла большую сумку и подарила каждому по яркой губке.

На наши смущенные отказы сказала:
— Не бойтесь, я не разорилась, мне, как оптовому покупателю, сделали большую скидку, почти вполовину дешевле.
Губки эти и так были недороги, мы преподнесли ей множество подарков, и эта толстая, с больными ногами семидесятилетняя женщина принимала их с откровенным удовольствием, но не поступилась гордостью. И встретила и проводила, как равная, как настоящая русская, не забывшая, что такое широта натуры и достоинство.